Они несут свою вину, как ежедневную одежду. Не обсуждая. Не показывая. Только глаза выдают: что-то не так. «Последний грех» не о покаянии, а о зрелости. О той, что наступает, когда ты понимаешь: сказать "прости" — страшнее, чем солгать. Потому что "прости" требует тебя всего. А они — не привыкли отдавать. Они всегда брали на себя, но никогда — от себя. И потому, когда слова всё же появляются, они звучат глухо. Без интонации. Без украшений. Но в них — жизнь.

Старые фото, старые воспоминания, старые обиды — всё смешивается. И вдруг становится ясно: никто не помнит, с чего всё началось. Только ощущение осталось. Что где-то был шаг не туда. Или слово, которого не хватило. И теперь они здесь. И никто не требует объяснений. Только присутствия. Потому что иногда остаться рядом — единственное, что можно сделать.